Линда: «ворона — птица яркая»
Не так давно на небосклоне шоу-бизнеса появилась новая птица. И не какая-то обычная веселая птичка-припевочка, а довольно грустная, черная ворона. Этнические песенные заморочки Линды известны каждому тинейджеру, но ее жизнь остается для всех тайной.
— Линда, почему твоим символом среди публики стала ворона, такая одинокая и грустная, а не какая-то другая птичка, повеселей?
— Для меня ворона — птица не грустная. Это — ассоциация с нашей жизнью. К тому же перед записью «Вороны» в моей жизни произошло много событий, которые повлияли на название альбома, музыку, мировоззрение — на все. Поэтому эта птица наиболее ярко характеризует все ощущения и впечатления, которые я пережила тогда. Если покопаться в истории, то выяснится, что ворона — очень яркая, индивидуальная птица, раньше она была знаком яркого солнца и благополучия у индейцев. Они даже сложили легенду про нее. О весенном огромном урожае, который появился благодаря этой птице.
— Ты собираешься изменить свой образ и тональность своих песен?
— Мы выпускаем новый альбом, которым сейчас занимается Макс Фадеев. Работа идет глобальная, тяжелая, но интересная. Названия альбома говорить, конечно, не буду, но могу сказать, что это совершенно другая музыка, ритм, жизнь, движение. В общем, все другое. Это надо просто услышать и понять. Каждый там найдет свое, кто-то — танцевальное или мягкое и нежное, а кто-то, наоборот, что-то жесткое, агрессивное, даже дикое.
— Несколько лет назад, еще до того, как стать Линдой-«вороной», до записи «Песен тибетских лам», ты тоже начинала выступать на сцене, но тогда у тебя был совершенно другой имидж…
— О том времени лучше совсем не говорить и просто об этом забыть. Это было раньше. Тогда все текло по течению, в любом случае моего внутреннего мира там не было. Это было просто рядом со мной где-то.
— То есть тогда все шло параллельно с твоей жизнью и ты занималась этим, просто чтобы чем-то заняться?
— Я просто не понимала, что мне нужно, чего хочу. Переоценка произошла, когда я встретилась с Максом Фадеевым. Я считаю, что это гениальный человек, мастер своего дела, который достоин огромного уважения. Это мой учитель в творчестве, он для меня главный авторитет.
— Где ты с ним встретилась?
— Он делал аранжировку на песню Андрея Мисина «Игра с огнем» — к фильму. Я тогда совершенно не знала этого человека, и когда услышала его музыку, то была просто в шоке. Фильм не вышел, к сожалению, но музыка осталась. Сначала мы вместе с Максом записали одну вещь, она нам понравилась, мы сделали еще одну. В работе принимали участие очень профессиональные музыканты, и мне было интересно находиться в той атмосфере.
— Правда ли, что раньше ты жила где-то на окраине страны?
— Это был поселок, ветры, степи, абсолютно дикие места, никакой цивилизации. Сухость постоянная, жара, горы… Но эти места наложили на меня большой отпечаток, я их очень люблю. Еще потому, что там были близкие мне люди, среди которых я росла, которых обожала. Я жила там где-то до семи лет. Потом мы переезжали часто, в разные города. И наконец, попали в Москву.
— Тебе легко удалось акклиматизироваться в столице?
— Мне было тяжело, потому что я — человек консервативный в этом отношении. Близкие люди для меня очень много значат. Когда с ними расстаешься, чувство привязанности поселяется в тебе навсегда. Когда я в седьмом классе переехала в столицу, мне все казалось новым, движение вокруг было какое-то сильное, непонятное. У меня были тогда огромные косы и банты на них… В школу ходила странную. Мне было очень сложно там. Со мной учились люди такие знающие, уверенные в себе, вот с такими начесами, и все почему-то какие-то рыжие.
— Тогда, наверное, мода такая была?
— Да-да. Но я понимала, что одинока среди всего этого движения. И для себя решила, что в чужой монастырь со своим законом не ходят. Пришлось приспосабливаться. Хотя теперь считаю, что это была глупость с моей стороны. Сейчас спокойно отношусь к тому времени, ведь я была еще совсем девчонка, маленькая. Я, конечно, и нынче не такая большая. Но взгляды на жизнь поменялись со времен школы очень сильно.
— То есть сейчас ты поступила бы по-другому?
— Теперь во мне есть внутренний стержень, свой внутренний мир, который я очень уважаю и люблю и ради которого никогда ничего не изменю, потому что очень его ценю.
— Вне школы у тебя были увлечения?
— Я очень любила рисовать, закончила художественную школу, занималась айкидо. Спорт потом я оставила, так как получила травму (но она не была связана с айкидо). Я и сейчас увлекаюсь этим видом спорта, мне нравится его философия, здесь получаешь больше общения, чем где-либо.
— Родители сразу поддержали твое решение стать певицей?
— Они хотели, чтобы я работала в другой области. Но сейчас они мной гордятся. Они никогда меня не ограничивали, у меня всегда был выбор. И хотя я воспитывалась в достаточно жесткой семье, родители никогда не запрещали мне мою собственную свободу, мое «я».
— Твоя жизнь — для многих загадка. Скажи, мужской пол занимает в ней какое-то место?
— К мужскому полу я отношусь положительно. И вообще к людям — хорошо. Неважно, кто передо мной, лишь бы этот человек был искренен, порядочен — я не выношу хамства. Если в человеке есть хорошее, то остальное можно и простить. У всех нас есть недостатки.
— То есть все эти положительные качества ты хотела бы видеть в своем молодом человеке?
— А я их и вижу.
— Какие у тебя поклонники?
— Нормальные, скромные люди, которые понимают наше творчество и музыку, которые нас уважают. После концертов к нам подходили и маленькие дети, и те, кому далеко за пятьдесят.
— Как-то во время гастролей у тебя случилась травма, но ты все равно продолжала концерт…
— Это был мой самый первый концерт в Питере. Мы строили на сцене перед концертом большое воронье гнездо. Я должна была спуститься в него, а потом выйти. Концерт начался, я, естественно, в это гнездо неудачно спустилась и получила ушибы. Но когда ты на сцене, то травма — не травма, ударилась — не ударилась… все забывается, об этом думаешь потом.
Однажды я даже забыла надеть обувь, так волновалась. И пришлось танцевать босиком. Танцоры, которые выходили со мной, тоже все сняли ботинки. Нам это так понравилось, во всем этом была какая-то новая энергетика, самоотдача. Потом такой выход на сцену мы за собой закрепили. Это стало нашей фишкой.
— Ты такая маленькая, хрупкая, как же ты переносишь все трудности концертов, гастролей?..
— Не знаю, меня это все как-то не касается. Я просто жду концерта, чтобы снова получить энергию. И просто живу, участвуя в нем.
— Ты всегда носишь с собой карандаш и бумагу. Что ты обычно рисуешь: что-то конкретное или какие-то абстрактные картинки?
— Конкретное я не люблю рисовать. Рисую то, что мне хочется.
— Почему ходит так много слухов по поводу тебя и наркотиков? Только из-за песни «Марихуана»?
— Мы об этих слухах узнали еще четыре года назад, и они уже порядком начали надоедать. Такие подозрения просто оскорбляют наше творчество. Мы полностью против того, что убивает человека, разрушает мир. Не случайно была написана песня «Северный ветер» — она о жестокости, которая нас окружает, задевает и мимо не проходит. Но многие воспринимают все по-другому. Это их дело. Мы не собираемся никому ничего доказывать.
— Остается ли у тебя хоть минутка свободного времени?
— Творческая работа всегда в себе несет и свободное время тоже. Я люблю его проводить с близкими людьми, общаясь. Я обожаю природу, она вдохновляет меня на что-то, ведь и сами мы все от природы.
— Ты специально ищешь себе одежду для выступлений и для дома? Как ты любишь одеваться?
— Как я выгляжу на сцене, так же выгляжу на улице и дома. Одежда для меня — не суть. Мне важно, чтобы она была удобной. Это обитание моей психики «в физике».
— Рецепт хорошей жизни «от Линды»…
— Счастья, удачи, всего хорошего в жизни. Радуйтесь ей, слушайте «Ворону» и ждите наших новых альбомов.
АЙГУЛЬ