«На бойком месте» черти водятся
Когда стало известно, что на «Мосфильме» снимается кино с участием музыкальных звезд под названием «На бойком месте» по одноименной пьесе А.Н.Островского (это тот, что про «Грозу» написал), я сразу же поехала на место происшествия.
Первым, кого я там увидела, был Алексей Кортнев, вокалист из команды «Несчастный случай». Узнать его было трудно из-за навороченного грима. Неожиданно из кустов выскочил хохочуший Валдис Пельш, одетый в замусоленный кафтан и грязные брючата. Поправляя приделанное брюшко, он ускакал куда-то в глубь павильона. На свой страх и риск я пошла за ним…
В павильоне — холодно и сумрачно. Посередине построен деревянный домик. И тишина. Захожу. Смотрю, какой-то дедок с бородой стоит вполоборота. Подхожу ближе — «Здрас-сьте!», так это ж Николай Расторгуев!
Тут я огляделась. Батюшки, куда я попала? Домик будто настоящий. Вся утварь в пыли, на столах — древние подсвечники, между узкими окнами — потемневшие картины, даже пакля из бревенчатых стен торчит! Печка в изразцах. На подоконнике герань растет. В общем, все как в музее, только заброшенном… «Ты пойми, что находишься в российской деревеньке середины восемнадцатого века. Здесь совсем иной менталитет!» — слышу голос режиссера из глубины какой-то комнатушки. Даже не верится, что так раньше жили на Руси.
Расположившись на старинном сундуке в углу комнаты, я начала внимательно вникать в подробности происходящего. Наконец я разобралась, кто есть кто.
Самый большой, но добродушный мужчина с громовым голосом — это Алексей Сахаров, главный режиссер. Он занимал самое удобное место в домике и оттуда руководил процессом. За камерой спрятался оператор Немоляев, который изредка спорил с режиссером, но с усердием и профессионализмом выполнял все, что бы тот ему ни сказал.
Главные герои — богатый помещик Миловидов (А. Кортнев), хвастун и проигравшийся дворянин Пыжиков (В. Пельш) и разбойник, нехороший человек Бессудников (Н. Растогуев). Как только актеры появились в комнатушке, спокойная, тихая жизнь в ней превратилась в шумный переполох.
Как выснилось, Пельш и Кортнев нормально общаться не умеют вообще. Они все время спорили, прикалывались друг над другом, отпуская такие шуточки, от которых хохот не прекращался ни на минуту. «Алексей Иванович! А че Кортнев обзывается?» — визжит Пельш, догрызая огурец, который только что был реквизитом. «А че Пельш плюется?» — капризно вторит ему Кортнев, пытаясь увернуться. Сахаров голосом родителя быстро наводит порядок: «Ну хватит шалить! Расфулюганились тут, барья!»
— То, что мы ведем себя свободно на площадке, — рассказывает в перерыве Кортнев, — это потому, что снимаемся, чай, не впервой. Мы-то знаем: чем веселей проходит время между дублями, тем меньше устаешь от съемок и выглядишь в кадре все время свеженьким. Вот так!
Время «между дублями» прошло. Началась съемка сцены, где все трое должны были есть и употреблять водку. Здесь артисты повеселились вволю. Валдис три раза просил поменять воду в графине, «а то в ней какие-то лохмотья плавают.» На репетиции он учился пить ее «натурально», морщась и вздрагивая. Однако закусывать отказывался, поскольку, перенюхав все грибочки, огурчики и яблочки, признал их негодными к употреблению: «Между прочим, в Америке вместо актеров роботы все делают». Так он ничего и не съел. Зато Кортневу по роли досталась настоящая черешня, которую он уплетал за обе щеки на глазах у голодной съемочной группы.
Это было не единственное «испытание», уготованное всем участникам происходящего. Особенно запомнился всем момент съемки жутко испуганных глаз Пыжикова (Пельша). Валдис почему-то никак не мог испугаться как следует, и режиссер придумал такой ход: в самые ответственные моменты он громко хлопал в ладоши. А так как его руки хрупкими назвать трудно, то можно догадаться, что с хлопками режиссера подпрыгивал не только Пельш, но и и все присутствующие.
И после всего этого безумия Алексея Кортнева ждало еще одно радостное событие — мои приставания.
— Алексей, как Вы попали в кинематограф и давно ли это было?
— Относительно давно, лет пять назад. Режиссер Иван Дыховичный, глядючи в телевизор, увидел там клип «Уголочек неба», созданный нашей командой «Несчастный случай». Кстати, авторами сценария и режиссерами этого клипа были мы с Валдисом. В клипе весь «НС» был в белых костюмах, пел, плясал, и Дыховичному это очень понравилось. И он нас пригласил сначала в качестве ансамбля сниматься в кинокартине «Прорва». А потом в процессе подготовки картины я заявил, что хочу сыграть одну из ролей. В результате режиссер на нее меня утвердил, причем произошло все очень неожиданно, дня за три до начала съемок.
Потом были еще две картины, на мой взгляд, не очень удачные. Сейчас вот идет четвертая, большая работа у Алексея Сахарова. Мне очень нравится сниматься в этом фильме. Еще приятно, что это моя первая «человеческая» роль. В прошлых картинах это были энкавэдэшники, сотрудники французских спецслужб, потом я доигрался до штурмбаннфюрера СС…
— Что Вам больше всего запомнилось на прошлых съемках?
— В образе фашиста Герберта Коха мне очень понравилось сниматься в тридцатиградусный мороз в одной рубашке. Мне надолго запомнилась финальная сцена, когда мой герой лежит на снегу, застрелившись. Я натурально лежал в снегу. Дубль продолжался где-то минут пять. Металлический пистолет к руке примерзал, его потом в тепле отпаривали. Хорошо, что все обошлось, и я не заболел.
Еще замечательный случай был на съемках «Прорвы». Мы плавали на теплоходе по Московскому водохранилищу. У капитана было задание: делать круг и идти кормой к солнцу, потому что так требовал оператор. Ну а солнце же со временем перемещается, и траектория нашего пути, соответственно, тоже. Капитан очень старался угодить оператору и усердно крутил штурвал, направляя корму на солнечный диск. В конце концов, теплоход вплыл в бережок. Но все остались живы, слава Богу.
— Как Вам удается совмещать актерскую работу с музыкой?
— Очень даже хорошо. Близкие жанры. Мы и в музыке стараемся соблюдать какое-то актерское наполнение. Фильм тоже музыкальный, в нем будет около семнадцати номеров. Вся музыка в картине написана Геннадием Гладковым, любимым моим композитором, на стихи Сухарева.
Свободного времени у меня практически нет, да я его и не люблю. Кроме кино и музыки, успеваю еще серьезно заниматься спортом, вести телевизионную передачу и писать к ней тексты и сценарии. Пока на все это мне хватает сил, и я стараюсь делать как можно больше. Лет через десять-пятнадцать силы кончатся, и вот тогда я уже буду пожинать плоды своих трудов.
— А как Вы отдыхаете при таком сумасшедшем графике занятости?
— Я люблю активный отдых. Вот этой зимой нам удалось аж два раза устроить себе недельные каникулы. Мы ездили почти всем «Несчастным случаем» в горы — кататься на досках. В этом году планируем ринуться в Чили — это единственный в мире курорт, где с утра можно в горах покататься на лыжах, а вечерком спуститься на побережье искупнуться, отдохнуть на пляже.
— У Вас бывают стрессы?
— Да. Каждый день. Но это состояние быстро проходит и никогда больше часа не длится. Плохо, когда начинает клинить во время работы. Тогда приходится не обращать на это внимания.
— Что способствует появлению вдохновения?
— Да черт его знает! Когда удается отдохнуть, скинуть с себя напряжение, то вдохновение появляется мгновенно. Когда каждый день идет работа, то, конечно, вдохновляться труднее. Тут уже просто физических сил меньше.
— Что Вас может утомить на съемочной площадке?
— Грим ужасно раздражает! Я первый раз снимаюсь в таком сложном облике, и, конечно, это разительно отличается от всех моих предыдущих съемок. Точнее, я вообще никогда не был загримирован, только затонирован. Играл со своей прической, со своим лицом, а здесь просто ужас какой-то. Очень тяжело в жару носить курчавый парик и бакенбарды с усищами. Сковано все лицо, ведь это лепится на довольно жесткой основе, и такое ощущение, будто в шапке-ушанке меховой ходишь.
— Что-нибудь смешное здесь на съемках происходит?
— Здесь все время что-нибудь происходит. Ну вот вчера, например, у меня был замечательный съемочный день. Я приехал сюда к девяти пятнадцати утра. Загримировался, оделся в костюм — это было уже где-то под пол-одиннадцатого. В это время начали снимать первые кадры, которые должны были закончить примерно за час. Я сидел в костюмерной, сидел-сидел, уснул. Просыпаюсь — бац! — уже три часа дня, обед. Ну, сходил пообедал. Потом вернулся опять в гримерную, снова в сон склонило. Смотрю, в пять часов ко мне пришел ассистент и сказал: «Все, свободен! Большое спасибо». Я разгримировался и уехал. Так что вчера у меня был очень напряженный, тяжелый рабочий день. Вот так и живем!
Мария КОНДРАТЕНКО
Редакция благодарит пресс-атташе «НС» Юлию Аксенову за помощь в подготовке материала.