Любэ
«На бойком месте» черти водятся
Когда стало известно, что на «Мосфильме» снимается кино с участием музыкальных звезд под названием «На бойком месте» по одноименной пьесе А.Н.Островского (это тот, что про «Грозу» написал), я сразу же поехала на место происшествия.
Первым, кого я там увидела, был Алексей Кортнев, вокалист из команды «Несчастный случай». Узнать его было трудно из-за навороченного грима. Неожиданно из кустов выскочил хохочуший Валдис Пельш, одетый в замусоленный кафтан и грязные брючата. Поправляя приделанное брюшко, он ускакал куда-то в глубь павильона. На свой страх и риск я пошла за ним…
В павильоне — холодно и сумрачно. Посередине построен деревянный домик. И тишина. Захожу. Смотрю, какой-то дедок с бородой стоит вполоборота. Подхожу ближе — «Здрас-сьте!», так это ж Николай Расторгуев!
Тут я огляделась. Батюшки, куда я попала? Домик будто настоящий. Вся утварь в пыли, на столах — древние подсвечники, между узкими окнами — потемневшие картины, даже пакля из бревенчатых стен торчит! Печка в изразцах. На подоконнике герань растет. В общем, все как в музее, только заброшенном… «Ты пойми, что находишься в российской деревеньке середины восемнадцатого века. Здесь совсем иной менталитет!» — слышу голос режиссера из глубины какой-то комнатушки. Даже не верится, что так раньше жили на Руси.
Расположившись на старинном сундуке в углу комнаты, я начала внимательно вникать в подробности происходящего. Наконец я разобралась, кто есть кто.
Самый большой, но добродушный мужчина с громовым голосом — это Алексей Сахаров, главный режиссер. Он занимал самое удобное место в домике и оттуда руководил процессом. За камерой спрятался оператор Немоляев, который изредка спорил с режиссером, но с усердием и профессионализмом выполнял все, что бы тот ему ни сказал.
Главные герои — богатый помещик Миловидов (А. Кортнев), хвастун и проигравшийся дворянин Пыжиков (В. Пельш) и разбойник, нехороший человек Бессудников (Н. Растогуев). Как только актеры появились в комнатушке, спокойная, тихая жизнь в ней превратилась в шумный переполох.
Как выснилось, Пельш и Кортнев нормально общаться не умеют вообще. Они все время спорили, прикалывались друг над другом, отпуская такие шуточки, от которых хохот не прекращался ни на минуту. «Алексей Иванович! А че Кортнев обзывается?» — визжит Пельш, догрызая огурец, который только что был реквизитом. «А че Пельш плюется?» — капризно вторит ему Кортнев, пытаясь увернуться. Сахаров голосом родителя быстро наводит порядок: «Ну хватит шалить! Расфулюганились тут, барья!»
— То, что мы ведем себя свободно на площадке, — рассказывает в перерыве Кортнев, — это потому, что снимаемся, чай, не впервой. Мы-то знаем: чем веселей проходит время между дублями, тем меньше устаешь от съемок и выглядишь в кадре все время свеженьким. Вот так!
Время «между дублями» прошло. Началась съемка сцены, где все трое должны были есть и употреблять водку. Здесь артисты повеселились вволю. Валдис три раза просил поменять воду в графине, «а то в ней какие-то лохмотья плавают.» На репетиции он учился пить ее «натурально», морщась и вздрагивая. Однако закусывать отказывался, поскольку, перенюхав все грибочки, огурчики и яблочки, признал их негодными к употреблению: «Между прочим, в Америке вместо актеров роботы все делают». Так он ничего и не съел. Зато Кортневу по роли досталась настоящая черешня, которую он уплетал за обе щеки на глазах у голодной съемочной группы.
Это было не единственное «испытание», уготованное всем участникам происходящего. Особенно запомнился всем момент съемки жутко испуганных глаз Пыжикова (Пельша). Валдис почему-то никак не мог испугаться как следует, и режиссер придумал такой ход: в самые ответственные моменты он громко хлопал в ладоши. А так как его руки хрупкими назвать трудно, то можно догадаться, что с хлопками режиссера подпрыгивал не только Пельш, но и и все присутствующие.
И после всего этого безумия Алексея Кортнева ждало еще одно радостное событие — мои приставания.
— Алексей, как Вы попали в кинематограф и давно ли это было?
— Относительно давно, лет пять назад. Режиссер Иван Дыховичный, глядючи в телевизор, увидел там клип «Уголочек неба», созданный нашей командой «Несчастный случай». Кстати, авторами сценария и режиссерами этого клипа были мы с Валдисом. В клипе весь «НС» был в белых костюмах, пел, плясал, и Дыховичному это очень понравилось. И он нас пригласил сначала в качестве ансамбля сниматься в кинокартине «Прорва». А потом в процессе подготовки картины я заявил, что хочу сыграть одну из ролей. В результате режиссер на нее меня утвердил, причем произошло все очень неожиданно, дня за три до начала съемок.
Потом были еще две картины, на мой взгляд, не очень удачные. Сейчас вот идет четвертая, большая работа у Алексея Сахарова. Мне очень нравится сниматься в этом фильме. Еще приятно, что это моя первая «человеческая» роль. В прошлых картинах это были энкавэдэшники, сотрудники французских спецслужб, потом я доигрался до штурмбаннфюрера СС…
— Что Вам больше всего запомнилось на прошлых съемках?
— В образе фашиста Герберта Коха мне очень понравилось сниматься в тридцатиградусный мороз в одной рубашке. Мне надолго запомнилась финальная сцена, когда мой герой лежит на снегу, застрелившись. Я натурально лежал в снегу. Дубль продолжался где-то минут пять. Металлический пистолет к руке примерзал, его потом в тепле отпаривали. Хорошо, что все обошлось, и я не заболел.
Еще замечательный случай был на съемках «Прорвы». Мы плавали на теплоходе по Московскому водохранилищу. У капитана было задание: делать круг и идти кормой к солнцу, потому что так требовал оператор. Ну а солнце же со временем перемещается, и траектория нашего пути, соответственно, тоже. Капитан очень старался угодить оператору и усердно крутил штурвал, направляя корму на солнечный диск. В конце концов, теплоход вплыл в бережок. Но все остались живы, слава Богу.
— Как Вам удается совмещать актерскую работу с музыкой?
— Очень даже хорошо. Близкие жанры. Мы и в музыке стараемся соблюдать какое-то актерское наполнение. Фильм тоже музыкальный, в нем будет около семнадцати номеров. Вся музыка в картине написана Геннадием Гладковым, любимым моим композитором, на стихи Сухарева.
Свободного времени у меня практически нет, да я его и не люблю. Кроме кино и музыки, успеваю еще серьезно заниматься спортом, вести телевизионную передачу и писать к ней тексты и сценарии. Пока на все это мне хватает сил, и я стараюсь делать как можно больше. Лет через десять-пятнадцать силы кончатся, и вот тогда я уже буду пожинать плоды своих трудов.
— А как Вы отдыхаете при таком сумасшедшем графике занятости?
— Я люблю активный отдых. Вот этой зимой нам удалось аж два раза устроить себе недельные каникулы. Мы ездили почти всем «Несчастным случаем» в горы — кататься на досках. В этом году планируем ринуться в Чили — это единственный в мире курорт, где с утра можно в горах покататься на лыжах, а вечерком спуститься на побережье искупнуться, отдохнуть на пляже.
— У Вас бывают стрессы?
— Да. Каждый день. Но это состояние быстро проходит и никогда больше часа не длится. Плохо, когда начинает клинить во время работы. Тогда приходится не обращать на это внимания.
— Что способствует появлению вдохновения?
— Да черт его знает! Когда удается отдохнуть, скинуть с себя напряжение, то вдохновение появляется мгновенно. Когда каждый день идет работа, то, конечно, вдохновляться труднее. Тут уже просто физических сил меньше.
— Что Вас может утомить на съемочной площадке?
— Грим ужасно раздражает! Я первый раз снимаюсь в таком сложном облике, и, конечно, это разительно отличается от всех моих предыдущих съемок. Точнее, я вообще никогда не был загримирован, только затонирован. Играл со своей прической, со своим лицом, а здесь просто ужас какой-то. Очень тяжело в жару носить курчавый парик и бакенбарды с усищами. Сковано все лицо, ведь это лепится на довольно жесткой основе, и такое ощущение, будто в шапке-ушанке меховой ходишь.
— Что-нибудь смешное здесь на съемках происходит?
— Здесь все время что-нибудь происходит. Ну вот вчера, например, у меня был замечательный съемочный день. Я приехал сюда к девяти пятнадцати утра. Загримировался, оделся в костюм — это было уже где-то под пол-одиннадцатого. В это время начали снимать первые кадры, которые должны были закончить примерно за час. Я сидел в костюмерной, сидел-сидел, уснул. Просыпаюсь — бац! — уже три часа дня, обед. Ну, сходил пообедал. Потом вернулся опять в гримерную, снова в сон склонило. Смотрю, в пять часов ко мне пришел ассистент и сказал: «Все, свободен! Большое спасибо». Я разгримировался и уехал. Так что вчера у меня был очень напряженный, тяжелый рабочий день. Вот так и живем!
Мария КОНДРАТЕНКО
Редакция благодарит пресс-атташе «НС» Юлию Аксенову за помощь в подготовке материала.
DAТская жизнь
или Как записывают хиты
C самого утра Игорь Матвиенко с Николаем Расторгуевым сидят в студии и работают над новым альбомом.
Николай: «Тебе не кажется, что в этом месте в песне надо что-то изменить? Саунд будет лучше, если добавить еще одну гитару».
Игорь: «Да. Было бы неплохо. Эта песня должна звучать особо — она главная на пластинке».
Они встают, идут пить кофе, и начинается долгая дискуссия, которая заканчивается, как всегда, компромиссом…
Качество нового альбома зависит от усилий не только этих двух людей. Оно достигается путем кропотливой совместной работы звукорежиссера, аранжировщика, музыкантов и еще многих профессионалов. Прежде чем мы сможем оценить ту или иную песню в исполнении «Любэ», она дожна пройти длинный путь создания.
Сначала Игорь Матвиенко, художественный руководитель и продюсер группы, пишет мелодию на готовый текст, задумывает всю концепцию песни. Это делается дома на компьютере. Затем она попадает к Игорю Полонскому, мастеру саунд-дизайна. Он придумывает аранжировку, то есть партии для каждого из инструментов: гитары, бас-гитары, баяна и даже для голоса. Эта работа тоже выполняется на компьютере, и все инструменты звучат с помощью звуковой карты. Но «Любэ» — это «живая группа», и поэтому подобная компьютерная аранжировка нужна только для того, чтобы представить, как все будет звучать в натуральном (готовом) виде. Кстати, несколько лет назад в саунде «Любэ» было компьютерное звучание. Сейчас музыканты все играют вживую, и лишь в отдельных местах используют синтезатор РC.
Следующий этап — запись в студии. Кроме приглашенных музыкантов, там обязательно присутствуют Матвиенко, Полонский и Расторгуев. На студии есть многоканальный магнитофон, на который по очереди записываются все инструменты. Допустим, сначала — барабаны, затем на другой дорожке — бас-гитара и так далее. После того, как подложка готова, Николай Расторгуев накладывает поверх инструментала вокал. Предварительно он минут 15-20 распевается и, когда чувствует, что голос в форме, начинает работать. Так как поет он очень хорошо, без фальши, то запись вокала много времени не занимает (в отличие от многих других российских исполнителей, для которых эта процедура — головная боль).
Николай исполняет песни без всяких там бумажек-шпаргалок с написанным текстом! Если ему что-то не нравится, то он поет еще и еще раз. Потом он выбирает из нескольких вариантов наиболее удачный. Здесь же, в студии, прописывается бэк-вокал, подголоски, иногда для этого приглашают хор во главе с хормейстером Анатолием Кулешовым, который занимается раскладкой голосов в больших полифонических партиях.
Отдельная история, когда на пластинке должны звучать вещи в исполнении разных исполнителей. Например, «Любэ» иногда работают с… Людмилой Зыкиной.
Николай Расторгуев: «Бесспорно, Людмила Георгиевна — великая певица, и работать с ней для меня — большая честь. Все, кто знакомится с Зыкиной, сразу в нее влюбляются. Это произошло и со мной, и со всей нашей командой. Именно поэтому теперь мы часто стали приглашать ее поучаствовать в наших проектах. Запись песен «Побеседуй со мной» и «Течет Волга» прошла на «Мосфильме» в очень приятной атмосфере, не было никаких проблем. Все были под впечатлением сияющего обаяния Людмилы Георгиевны, и работа спорилась!»
Продолжительность записи одной песни сильно варьируется — иногда все получается быстро, а иногда случаются заминки, например, Николай недоволен тем, что он только что спел, или Игорю Матвиенко что-то не нравится. Они начинают искать, перебирать варианты, задаваться вопросом: как можно спеть по-другому?
На студии никто времени не считает — ведь идет нормальный творческий процесс, и он может затянуться надолго. Если выдаются минутки отдыха, то проходят они обычно в приколах, потому что Николай — мастер рассказывать анекдоты и запросто может за пару минут разрядить атмосферу.
Есть еще один вариант записи — концертный, когда весь материал музыканты играют сразу. Таким образом были сделаны несколько песен из альбома «Комбат». Этот способ очень удобен, в первую очередь, для музыкантов — они хорошо чувствуют друг друга, ансамбль, и исполнение получается живым и непосредственным.
Иногда на студии случаются смешные ситуации, забавные моменты. Про один из них рассказал мне Николай. При этом он так жестикулировал, что не рассмеяться было невозможно: «На студии, где мы пишемся, часто не работает телефон, и поэтому приходится общаться с окружающим миром посредством пейджера. А пейджер есть только у Игоря Полонского. И очень часто случалось так: мы только соберемся с духом, звучит фраза: «Тихо, идет запись!» — и повисает трехсекундная пауза, как вдруг в этот момент начинает дико верещать пейджер. Вы представляете себе, какой это облом! Когда это происходит один раз, еще ничего, а если пейджериные вопли раздаются на каждом ответственном отрезке записи, то сначала думаешь, как бы шандарахнуть эту адскую машину об стенку, а потом — не знаешь, то ли ругаться, то ли смеяться.
После того, как наконец все записано, качество звука и вокала всех удовлетворяет, в дело вступает звукорежиссер, и начинается новый этап — сведение. Для каждого инструмента подбирается определенный тембр, громкость, осуществляется разводка по стереопанораме «влево-вправо-посередине», накладываются эффекты, и затем — все вместе — сбрасывается на цифровую DAT-кассету. Производится эта тонкая, требующая терпения работа на большущем микшерском пульте с множеством отдельных каналов. Помимо пульта и студийного магнитофона, используется немалое количество различной профессиональной техники для создания спецэффектов и достижения максимально качественного звука. Весь процесс, особенно в финальной его части, идет под тщательным контролем со стороны опять же Игоря Матвиенко и Николая Расторгуева. Случается, что уже готовую песню они могут забраковать и вообще исключить из альбома, потому что она выбивается из общего настроения диска. Но это бывает редко.
Многое из тяжелого процесса записи слушателю неизвестно. Порой кажется, что сделать альбом — плевое дело. Мы ведь только собираем сливки — наслаждаемся музыкой и не подозреваем о том, как и что происходит на «кухне» шоу-бизнеса…
Мария КОНДРАТЕНКО
Полоса центра Игоря Матвиенко (аудиообзор)
Любэ. «Песни о людях»
Новый альбом совершенно не вписывается в рамки привычного для слушателей напористо-молодецкого стиля этой залихватской команды.
«Песни» неторопливы, лиричны и задушевны. Из одиннадцати композиций с диска две уже давным-давно знакомы всем, особенно старшему поколению. Это «Течет река Волга» и «Песня о друге». Но, несмотря на столь неожиданное для поклонников изменение стилистики, «Любэ» — оно и в Африке «Любэ»: искреннее и душевное. Вот что значит, когда за дело берутся настоящие мужчины!
Звезды о сказках
Николай Расторгуев («Любэ»):
«К сказкам я отношусь замечательно. Моя любимая — про Бабу-Ягу. Это такой, ну очень стррашный персонаж! Только вот почему-то в конце ее постоянно сжигают в печке».
Сергей Лемох («Кар-Мэн»):
«Я очень люблю этот жанр, все подряд смотрю и читаю: фантастику, начиная с Беляева и заканчивая Казанцевым, сказки и т.д. Любимые мои сказки — «Зловещие мертвецы-3» и «Байки из склепа», зловещие фильмы. Хотя если присмотреться — то там все очень смешно (смотря как воспринимать).
Кстати, самая клевая книжка, которую я прочитал в детстве, — это «Хоббит» Толкиена. Просто офигительно! Я после этой книги даже стал делать немного другую музыку. В «Хоббите» очень хорошие стихи, и я писал на них музыку. Это было еще в 6 — 7-м классе».
Андрей («Иванушки-Internatiоnal»):
«У меня лет в 13 была любимая сказка «До третьих петухов» Василия Шукшина. Ее я даже читал вслух — сестре. Как сейчас помню, лет 10 назад мы с сестрой в четыре часа утра сидели и ржали, эта сказка — не просто прикол, а такое стебалово, полет мысли, юмор, смех! Начиная от усатой дочки и заканчивая всякими другими прибамбасами».